Екатерина Шумеева – молодая, красивая и активная девушка из города Белореченск Краснодарского края. До травмы Екатерина увлекалась прыжками с парашютом: на аэродроме она чувствовала себя прекрасно и обожала проводить там свободное время. Всё изменил один роковой прыжок. В интервью «Лабиринт 42» Екатерина рассказала о том, что с ней случилось и как она живёт теперь.
«Я больше нигде не встречала такой прекрасной атмосферы и таких замечательных людей, как на аэродроме»
Мне 23 года, я заканчиваю юридический факультет. Уже в январе у меня будут госэкзамены. Также у меня есть дополнительное психологическое образование. Я планирую продолжить обучение в магистратуре на психолога, так как хочу получить более углубленные знания в этой сфере. У меня также есть небольшой бизнес: я продаю на Wildberries.
В 15 лет я прыгнула первый раз с десантным парашютом. Я больше нигде не встречала такой прекрасной атмосферы и таких замечательных людей, как на аэродроме. Меня затянуло. Дальше последовали 2, 3, 10 прыжки. Каждое воскресенье, в свой единственный выходной, я приезжала на аэродром за новой порцией эмоций. В ноябре 2018 года меня допустили на прыжок с парашютом типа «Крыло». Как обычно прошла укладка, инструктаж.
Все сели в самолёт, мне было очень удобно и легко в новом парашюте. Самолёт достиг высоты 1200 метров. Я выпрыгнула из него, открыла парашют — он был стабилен и наполнен, всё было хорошо. Я стала всё ближе приближаться к земле и натянула стропы управления, чтобы мягко приземлиться, но сделала это слишком высоко: парашют наклонился, и началось резкое снижение.
Приземление было, как обычно, на ноги, но я упала на спину, и произошёл резкий наклон моей головы назад. В этот момент сломалась шея. Я ничего не почувствовала и ничего не поняла. Пыталась встать, но руки и ноги не работали. Мне вызвали скорую, вкололи обезболивающее. Пока ехала до ближайшей травматологии, у меня начали двигаться плечи и предплечья.
Я подумала, что сейчас и всё тело постепенно так «отойдёт». Только спустя некоторое время пришло какое-то понимание происшедшего. На мой вопрос: «Смогу ли ходить?», мне ответили, что просто сдавлен спинной мозг, и как только операцией его разожмут, то всё вернётся на круги своя.
Из травматологии меня перевезли в краевую больницу. Там поставили титановую пластину в позвоночник. Через 5 дней у меня начали двигаться пальцы на левой ноге, но поднялась температура до 40 градусов, стало тяжело дышать. Меня отправили в реанимацию для того, чтобы выяснить причину.
К седьмому дню в больнице у меня двигалась уже вся левая нога, и я могла даже согнуть её в колене, но невыносимо болела голова, как будто меня непрерывно по ней били. Также обнаружили воспаление лёгких, но это бывает у многих при подобной травме. Меня лечили от воспаления, но температура не снижалась. В один из дней я проснулась и обнаружила, что нога опять не двигается. Позже врачи решили взять спинномозговую жидкость, и оказалось, что причина температуры — вторичный менингит (т. е. во время операции мне занесли эту инфекцию).
«С такими травмами тяжело заниматься без профессионала, так как забываешь, какие мышцы напрячь, чтобы поднять ногу»
Сообщили родителям о том, что нет никаких прогнозов, так как методов лечения, которые 100% помогут, нет. Непонятно, насколько сильно повредит мозг инфекция: ослепну я или оглохну, будут ли сохранены умственные способности, буду ли я ходить, а, может, и вовсе умру. Мне ничего не говорили, но когда в позвоночнике сделали дырку и вставили трубку с лекарством, с каждым днём мне стало становиться лучше.
В общей сложности я пролежала в реанимации месяц. Меня перевели в обычную палату. В один из дней нейрохирург сказал маме, что с такой травмой будет хорошо, если я буду хотя бы сидеть в инвалидном кресле. После менингита прогнозы врачей стали неутешительными. Позже меня перевезли в другую больницу, в неврологическое отделение, и там стали происходить изменения в лучшую сторону. Вновь задвигались левая нога и пальцы на левой руке.
После этих ситуаций прошло уже 6 лет. За это время я непрерывно реабилитировалась и искала способы восстановиться после травмы. С такими травмами очень тяжело без профессионала самостоятельно заниматься, так как просто забываешь, какие мышцы напрячь, чтобы поднять ногу.
Из человека, который постоянно лежит на кровати и которого кормят с ложечки (так как сил поднять такой тяжёлый предмет не было), купают и одевают, я превратилась в человека, который полностью самостоятелен в коляске. Также могу передвигаться с ходунками на небольшие расстояния, а с реабилитологом пробуем ходить с одной палочкой.
«Сейчас у меня нет ощущения безысходности»
Грустные мысли о том, что произошло, захлестнули меня сразу же на следующий день после того, как я сломала шею. Странно было ощущать, что 90% тела обездвижено и как будто бы подморожено. Ещё полное осознание на тот момент не пришло, но я уже стала представлять, как много моральных переживаний меня ждёт. Ведь физическую боль я могу терпеть, а вот с моральной мне тяжело справиться.
Жёсткий мрак охватил меня, когда после перелома меня отправили домой. В больницах я была постоянно в обществе, общалась с медперсоналом, а тут стала оставаться постоянно в кровати без возможности даже уйти в другую комнату. И страшнее всего было непонимание: через сколько я смогу её покинуть?
Переносить реальность стало невыносимо. Даже на что-то отвлечься было невозможно. Книги читать было тяжело, так как шея ещё болела, по телевизору смотреть нечего, а интернета не было. На тот момент ещё появилась нейропаралитическая боль и спастика (неконтролируемые движения). Я не могла спокойно существовать. Одним из выходов побега из реальности был сон. Именно во время его у меня не было судорог, фантомных болей и каких-то мыслей о болезненной реальности.
Всем вокруг я говорила, что всё отлично. Что вот-вот начну ходить и жизнь будет как прежде. Хотя ничего, кроме пустоты и постоянных страданий, я не испытывала. Даже если бы я говорила правду, это ничего бы не поменяло; не было смысла говорить о своей боли.
Ничего, кроме фраз «всё будет хорошо», я бы не услышала. Этот скверный период продлился года два.
Мне уже не так сильно плохо. Не скажу, что чувствую себя прям полностью счастливой, но, по крайней мере, нет ощущения этой безысходности. Сейчас есть мечты, цели и планы.
«Не замечала к себе плохого отношения: наоборот — все дружелюбные и приятные»
Ещё до травмы я знала, что с доступной средой у нас проблемы, так как видела, что это обсуждают в новостях.
Что уж говорить, все мы понимаем, что у людей на инвалидных колясках есть проблемы со здоровьем, и даже в больницах нет доступных туалетов, душевых, кроватей. Не думаю, что в ближайшее время что-то может сильно улучшиться из-за политической ситуации в стране.
Не могу сказать, что в моём регионе есть условия для свободного передвижения инвалидов, так как некоторые пандусы сделаны только для галочки, и на них невозможно заехать. В таких случаях приходится находить людей, которые меня поднимут и пронесут через ступеньки на коляске. Благо, что все вокруг отзывчивые, иногда даже не нужно о чем-то просить. Сами люди подходят и предлагают свою помощь.
Думаю, чтобы улучшить доступную среду в каждом городе, должна существовать организация, которая будет инспектировать здания и оценивать их адаптивность.
Если говорить о ситуациях, когда я сидела с компанией друзей и туда приходили новые люди, то ко мне было такое же отношение, как и ко всем остальным. Единственное, что меня спрашивали потом, — это чувствую ли я ноги, двигаются ли они, как я хожу в туалет. Меня это не обижает, я понимаю, что о том, как живут люди на колясках, нигде не рассказывают.
Порой ко мне подходят люди на улице и говорят, что я очень красивая и что у меня в жизни всё будет хорошо. Не замечала к себе какого-либо плохого отношения: наоборот — все дружелюбные и приятные.
Я бы хотела реализоваться в профессии, купить машину и жить отдельно от родителей. Людям с особыми потребностями я хотела бы посоветовать не бояться обращаться к психологам, искать себя, чаще выходить на улицу, наряжаться и вести себя так, будто каждый день — праздник.
Родителям особенных детей желаю побольше сил и терпения, не забывайте про себя. Как говорят: «Сначала надеваем на себя кислородную маску, потом на ребёнка».
Где брать силы и мотивацию на выздоровление, я не знаю. Порой приходится что-то делать, даже когда этого очень сильно не хочется. Меня вдохновляют мысли о том, что даже самые тяжёлые времена проходят, и с каждым годом жизнь становится только лучше. Так и правда происходит.
Внутреннюю опору в жизни мне даёт наличие чётких и достижимых целей как в жизни, так и в реабилитации.
