«Когда взрослые встречаются со мной взглядом, то стараются сразу отвернуться. Если рядом с ними дети, то они восклицают: „Мам, смотри, какая маленькая тетя!“ На что родители пытаются их остепенить: «Не смотри» или «Помолчи!». И уводят в сторону. А ведь гораздо лучше никуда не уходить и рассказать ребенку, что есть люди высокого роста, низкого и очень маленького — такое бывает, и в этом нет ничего страшного».
С такой ситуацией постоянно сталкивается кемеровчанка Ольга Кальсина. В 25 лет ее рост составляет 1 метр 38 сантиметров. Но, несмотря на свою особенность, она всегда полна оптимизма, шутливо отвечает на бестактные вопросы окружающих и, если мечтает, то только по-крупному.
Как реагируют на рост Ольги работодатели на собеседовании, где ей удается найти себе подходящую одежду и сколько лет и операций ей понадобилось, чтобы «вырасти» еще на 10 сантиметров — в нашем интервью.
«В нашей семье кто-то похож на маму, кто-то — на папу, а я пошла сама в себя!»
— Некоторые от незнания могут называть людей невысокого роста «карликами» или «лилипутами». Как же все-таки правильно? И может ли обидеть неточное название?
— Наверное, чтобы точно никого никак не задеть, можно говорить просто «маленький человек»: маленькая тетя, маленький дядя. Обижает ли кого-то «карлик» или «лилипут»? Тут все индивидуально. Меня, например, это никак не задевает, потому что это чаще всего говорят дети, а они просто не знают и не понимают, как правильно: от кого-то услышали и повторяют. На детей нет смысла обижаться. Я себя давно приняла и полюбила такой, какая я есть: это моя особенность. С такой позицией проще взаимодействовать с обществом и реагировать на все негативные комментарии.
— Но при этом все-таки существуют понятия «карлик» и «лилипут». Чем они отличаются?
— Я никогда не вдавалась в эти подробности, но если кратко, то отличия в строении туловища. У лилипутов все тело сложено пропорционально, а у карликов голова может быть пропорциональна туловищу, а конечности при этом намного короче. В моем случае можно говорить о карликовости. Но такой диагноз никому не ставится. Есть официальное название, которое записано у меня в медицинской карте, — ахондроплазия. Люди с этим заболеванием проходят такие же этапы развития, как и все остальные: от рождения до взросления. В некоторых статьях можно прочитать информацию, что наша особенность сказывается на умственных способностях. Но на самом деле я и все, кого знаю с таким диагнозом, не имеют в этом плане нарушений или отклонений: мы учимся наравне со всеми.
— Есть ли среди родственников люди с такой же уникальностью?
— Нет. Рост у моей мамы — 1 метр 70 сантиметров, а у папы — 1 метр 90 сантиметров. Еще у меня есть две старших сестры, у которых тоже абсолютно все нормально. И тут я такое чудо! Врачи говорят, что еще в утробе у меня произошла мутация генов. Так что в нашей семье кто-то похож на маму, кто-то — на папу, а я пошла сама в себя!
«У мальчиков выстраивалось по отношению ко мне дежурство»
— Оля, как прошло твое детство? Обижали ли сверстники? Или, наоборот, помогали и защищали?
— Я ходила в самый обычный детский сад. В группе у меня быстро появились друзья, а потом меня резко перевели в другую группу. Когда появляешься в новом обществе, то люди реагируют на тебя специфически. Так же было и с новыми ребятами: первые 1–2 дня они приглядывались, рассматривали меня. А спустя это короткое время уже не обращали внимание, что ты чем-то отличаешься, и общались как со всеми. Поэтому, можно сказать, меня и ни обижали, и не выделяли как-то особенно. Думаю, что если ты умеешь общаться, то тебе легко найти контакт с любым человеком: будь это взрослый или ребенок.
— Школьные годы были такими же легкими в плане контакта с ровесниками?
— В школе же я попала в такой класс, в котором классная руководительница — Аргунова Любовь Николаевна — была от слова «классная»: она нас всех всегда старалась сплотить. Говорила, что мы все едины, не должны друг друга обижать. Она приводила пример с веником: когда он цельный, его нельзя сломать, а по отдельности каждый прутик — очень просто. Если мы будем один за всех, то никто нас не сможет обидеть. Наверное, поэтому в классе ко мне сложилось очень приветливое отношение. У мальчиков выстраивалось по отношению ко мне дежурство: после уроков они по очереди собирали мне портфель, забирали мою сменку в шкафчике и, когда на пороге появлялся мой папа или мама, то они говорили: «О, за Олей пришли. Здравствуйте! Вот ее портфель, вот ее вещи, вот сама Оля». Сдали, называется! В этот момент я чувствовала себя настолько здорово и прикольно. Я сама никогда об этом не просила, поэтому это было вдвойне приятно. Конечно, девочки на это реагировали по-разному: некоторые, кто повыше, посимпатичнее или кто преуспевал больше меня, не понимали, почему все внимание уделяется только мне. Но открытого негатива никогда не высказывали. А еще мои одноклассники всегда были моими защитниками: если кто-то из параллельного класса кидал в мой адрес какую-нибудь цепкую фразочку, то парни быстро подходили к ним и спрашивали: «Почему ты с ней так общаешься?» Драк, конечно, не было, но они заставляли обидчиков извиниться передо мной.
— Как и детский сад, школа тоже была обычная?
— Да! Хотя моим родителям предлагали: «Может, Оле нужна специализированная?». На что мама отвечала: «А зачем? У моей дочки нет умственных отклонений или отставаний в развитии!» Для получения высшего образования я тоже, кстати, поступила в обычный университет — В КемГУ. Причем на общих основаниях, без каких-то льгот или особых условий.
«Вы имейте ввиду, что работу мы вам не найдем. Ищите сами!»
— Оля, были ли какие-то сложности при поиске работы? Удалось ли поработать по специальности?
— В КемГУ я отучилась на экономиста, но по профессии никогда не работала, потому что везде требовался опыт. Тогда я разместила свое резюме на разных сайтах и параллельно встала на учет в Центр занятости населения. Правда, мне сразу сказали: «Вы имейте ввиду, что работу мы вам не найдем. Ищите сами! Но на учет, конечно, поставим». Иногда они давали мне направления на какую-нибудь работу, но, приходя туда, мне, не спросив меня ни про опыт работы, ни про образование, писали «Не подходит!» или любую другую причину. Я спрашивала: «А почему так?». На что получала коротко: «Потому что». Но сдаваться не хотелось: «Может, я оставлю вам свое резюме? Вдруг появится вакансия». И снова: «Нет, не нужно». Вот такие бывают работодатели, но, к счастью, не все.
— То есть в итоге в стоге такого «сена» все-таки удалось найти свою «иголочку»?
— Да, и не одну! Заметила, что чем крупнее компании, тем адекватнее в ней работают люди: воспринимают всех такими, какие они есть. Мне посчастливилось работать в «2ГИС» — на собеседовании со мной разговаривали настолько приветливо, что казалось, как будто мы вели дружеский диалог. Меня взяли специалистом по работе с клиентами. Все коллеги были ко мне дружелюбны и толерантны. Через 1,5 года я устроилась в другое место — работала супервайзером отдела телемаркетинга в «Ростелекоме». Супервайзер там — это своего рода руководитель группы продаж по телефону. И тогда я столкнулась с тем, что мне нужно, несмотря на мою особенность, поднять свой авторитет. Когда ко мне в группу приходил новый человек, то он относился ко мне как к товарищу. Да, так и должно было быть, но помимо этого он должен был воспринимать меня как руководителя, который может раздавать задачи, контролировать их выполнение, мотивировать на работу даже в выходные. И мне удалось завоевать такое отношение. Когда кто-то говорил, что невозможно продать наши услуги, то я на собственном примере показывала и рассказывала, как справлялась с такими трудностями и достигала результата. Тогда ко мне начали относиться с уважением!
— А какие есть профессиональные планы на будущее?
— В «Ростелекоме» я познакомилась с таким направлением как рекрутинг — подбор персонала. Так случилось, что у нашего рекрутера тогда было настолько много задач, что она не успевала работать по всем направлениям. Тогда ее обязанности в своей работе взяла я: сама искала на сайтах объявлений новых людей в свою группу, обзванивала их, проводила с ними первичные собеседования. И мне так понравилась эта деятельность — выявлять у людей их сильные стороны, умения, свободно общаться и понимать, справиться ли кандидат с нашими рабочими обязанностями или нет, — что в дальнейшем я решила развиваться уже как рекрутер. Хочется когда-нибудь стать HR-менеджером!
— С какой реакцией потенциальных сотрудников сталкивалась, будучи рекрутером?
— После «Ростелекома» я устроилась в агентство недвижимости: уже на должность рекрутера. У руководителя сначала было сомнение, а смогу ли я со своей особенностью привлечь к нам кандидата. Но в этом не было проблем. Те, кто хочет работать с недвижимостью, должны уметь контактировать с разными людьми, в том числе и с ограничениями здоровья. У меня хорошо получалось проводить собеседования и заниматься подбором агентов-риелторов в группы продаж. Никто не высказал негатива в мой адрес. В этой компании, кстати, я работаю до сих пор.
«Мама в детстве заставляла есть мясо, а я не ела, вот и не выросла!»
— Как на протяжении всей жизни тебя поддерживают родители?
— Их главная заслуга в том, что они делали все так, чтобы я никогда не чувствовала, что я какой-то особенный ребенок или человек. Мама объясняла: «У тебя есть уникальность! Как и у других: я, например, ниже папы, а он выше меня, твой дедушка же ниже и нас, и даже бабушки. А ты ниже дедушки! Ты обычный человек: у тебя есть 2 руки, 2 ноги, ты разговариваешь, считаешь, читаешь, развиваешься. От остальных тебя отличает лишь рост». Все домашние обязанности родители без исключений распределяли между мной и двумя старшими сестрами. Я благодарна за такой подход. Если я не могла достать иногда банку с верхней полки, то мама говорила: «Представь, что нас нет дома. Как бы ты поступила? Можешь подставить стул. Найди способ найти решение без чьей-то помощи». Это сделало меня сильнее! За рамками дома есть обычная жизнь: когда ты выходишь, то можешь столкнуться с разными трудностями. Если ты умеешь их преодолевать, то уже ничего не страшно. Благодаря правильному воспитанию я была готова к внешнему миру!
— Как обычно встречает тебя такую сильную и смелую общество?
— Оно у нас в России настолько стандартизировано, что если ты чем-то отличаешься — у тебя высокий или слишком низкий рост, выкрашенный в нестандартный цвет волос или выбрит висок, — то тебя обязательно заметят и специфически отреагируют. То есть если у тебя какая-то индивидуальность, то ты уже странный, а если ты как все, то тебя могут вообще не заметить. На меня реагируют по-разному. Бывает, что пришел в кассу и слышишь, как за спиной говорят: «Да тут еще ребенок стоит». Я поворачиваюсь: «Где? Какой?» И тут же в ответ: «Ой-ой. Это женщина!». Ну еще лучше: из крайности в крайность. Может, плохо выгляжу просто (смеется).
— Какие жесты в твой адрес вызывают недоумение? И какой вопрос прохожих уже порядком поднадоел?
— Есть люди, которые начинают меня снимать. Это неприятно: я же не в цирке и не на выступлении. У каждого есть свое личное пространство. В автобусах же иногда сталкиваюсь с тем, что меня начинает рассматривать какая-нибудь женщина. Тогда я просто копирую ее: она смотрит на мои ноги — я смотрю на ее ноги, она в упор смотрит на лицо — я тоже начинаю делать так же. И именно в этот момент ей становится неловко, и она отворачивается. А каково мне так каждый раз?! Из вопросов же чаще всего слышу: «А почему вы такая маленькая?». Я на него нашла ответ. Когда спрашивают дети, то я говорю: «Представляешь, мама в детстве заставляла есть мясо, а я не ела, вот и не выросла!». Если же интересуются подростки, то отшучиваюсь: «Да много курила!». Они: «Правда? И перестали расти?». Я киваю. Может, из-за моей шутки они сделают какие-то правильные выводы в отношении вредных привычек. Наверное, это и неправильно, но пока я нашла только такое решение. А вот изрядно надоел вопрос, который задают прямо в лоб: «А вы карлик/лилипут?». Да не то и не другое, друзья: просто маленький человек! Но меня это все не задевает, потому что я себя приняла и полюбила. И смирилась с отношением общества: его уже не переделать. Так зачем тогда мне об этом думать и переживать?!
«Есть очень много деток, которые сидят и ждут родителей: любых»
— Как обстоят дела с шопингом? Есть уже любимые бутики, в которых всегда найдется нужный размер одежды?
— Вещи порой найти трудно. Часто выручают детские магазины. Есть несколько отделов, в которые я постоянно прихожу: там меня уже знают. Всегда говорю продавцам: «Главное — что-нибудь без стразов и детских рисунков!». И они находят такие варианты, которые выглядят современно и при этом без доли намека на детскость. Хотя, конечно, иногда хочется футболку, например, с единорогом, но я стараюсь такую одежду не носить, потому что она сразу превращает меня в ребенка.
— Как и в чем тебе помогает твой молодой человек?
— Мой парень Иван удивляет меня парой моментов: своей поддержкой и заботой. У него такой же диагноз, как и у меня. Познакомились мы в интернете. За 5 лет отношений он понимает и поддерживает меня так, как никто другой: всегда и во всем. А это для меня самое важное! А еще он очень заботлив. Когда у него временно не было работы, а я работала, то он каждый день с вечера или рано утром готовил мне завтрак и собирал с собой обед. Сейчас он уже нашел работу, но до сих пор заботится обо мне как может. Мы живем с ним вместе в доме моих родителей, но буквально через месяц уже переедем в свой собственный уголок. Наша мечта — уехать однажды в другую страну: нравится Италия и Шотландия. И хочется жить там в своем доме, возле которого будет наша собственная лужайка. Но есть еще и другие планы…
— Дети?
— Да, есть такие мысли. Я консультировалась с врачами, и мне сказали, что рождение ребенка от двух таких людей с таким диагнозом может быть успешным и что малыш может быть полностью здоров: у нас ведь просто произошла мутация генов, а не передалось заболевание по наследству, поэтому дети могут быть нормального роста. Если вдруг у нас не получится родить своего ребенка, то я рассматриваю такой вариант как усыновление. Есть очень много деток, которые сидят и ждут родителей: любых. Главное, чтобы они их любили, гуляли с ними в парке, обнимали, держали за ручки, радовали на праздники. И даже без разницы: мальчик это или девочка. Детей мы не выбираем: они есть и все!
«В больнице мы боролись за каждый миллиметр»
— Сразу ли после рождения врачи обнаружили, что у тебя такая особенность?
— Я родилась с нормальным весом — 4100 грамм, ростом — 57 сантиметров. Подозрение на ахондроплазию у врачей появилось только перед выпиской из роддома. И оно подтвердилось. В итоге уже до 1 года у меня стоял этот диагноз.
— Пытались ли как-то лечить твою низкорослость? Пробовали ли гормоны роста?
— Родители предприняли все попытки: и к бабушкам водили, и нетрадиционную медицину пробовали, и ходили на физиотерапию. Ничего не помогало. Когда мне было 6 лет, мы ездили в Москву. Тогда была популярна процедура по введению гормона роста. Это был 1 укол: стоил он дорого. Но мама решила не сдаваться и воспользоваться таким шансом. Правда, врач, который меня осматривал, сказал, что не рекомендует все-таки нам эту процедуру, потому что после нее может быть много побочных эффектов: укол может не подействовать на рост суставов, но повлиять при этом на другие органы и части тела. К примеру, одно ухо станет больше другого. В итоге мама отказалась!
— И на этом попытки закончились?
— Нет. Наши кемеровские врачи говорили, что в Кургане есть клиника, в которой лечат таких детей, как я, но только с 12 или 13 лет. Мы стали ждать моего взросления. Но однажды случайно узнали, что в Санкт-Петербурге тоже есть возможность помочь мне с моим заболеванием. Тогда мы, не дожидаясь уже никакого определенного возраста, отправились туда — в институт имени Г.И. Турнера. Профессор, который меня осматривал, недоумевал: «Почему вы не приехали раньше? Операции у нас начинают делать с 5–6 лет, когда косточки еще мягкие и пластичные: их легче тянуть и доводить до нужного размера». Но, не смотря на опоздание, нас все равно приняли. Так с 9 до 18 лет я постоянно ездила в Санкт-Петербург, в котором мне делали операции для установки аппарата Илизарова. Суть в том, что ломаются кости в области бедра, голени или предплечья, а в место разлома вставляется спица. Все спицы, а их несколько, закрепляются специальными гайками, которые подкручивают до 4 раз каждый день, тем самым вытягивая кость. В сутки удлинение достигает 1 миллиметра. Все это переносится очень тяжело и больно. Нужно большое мужество, чтобы такое вытерпеть.
— И не только детям, но и родителям…
— Помню, как моя мама ходила все время бледной по больнице. Я тогда еще не понимала, это сейчас уже осознаю, как ей было тяжело слышать стоны и плач чужих детей, которым уже начали лечение. И сколько у нее было тогда сомнений: нужно ли это ее дочери или нет, поможет или нет. Но это того стоило: за 10 лет я перенесла операции на 2 голени, 2 бедра и 2 предплечья — получается, что 6 раз я лежала под наркозом, когда аппарат устанавливали, и потом еще 6 раз, когда его снимали. Благодаря этому мой рост увеличился на 10 сантиметров. Кому-то покажется это немного, но в больнице мы боролись за каждый миллиметр. Кстати, один раз мы решили не ехать в Питер и снять аппарат в Кемерове: но врачи неправильно провели мне процедуру, и у меня сломалось бедро. А как итог — я потеряла 1 сантиметр. После этого потребовалась операция на бедро. А еще был случай, когда при удлинении голени у меня натянулись мышцы стопы, и ее повело в сторону: пришлось делать еще 3 операции на ее восстановление. Выносить всю эту боль и решаться каждый раз снова и снова ездить на такие сложные манипуляции мне помогла цель — стать выше!
— Такое достижение приблизило тебя к уверенности в себе?
— Да, но не только оно. На любовь к себе меня вдохновила еще и Анна Каст из Санкт-Петербурга, которая руководит объединением людей с таким заболеванием. У нее оно тоже есть, но при этом она живет полноценной и яркой жизнью. Загляните к ней на страницу!
